Пещера Камышлинский провал оказалась на удивление прекрасной. Таким в моем представлении и должен быть ледяной дворец Снежной Королевы. Огромные сросшиеся прозрачные ледяные сосульки, диаметром до полуметра, свисали с уступов входного колодца в черноту провала. Снизу, навстречу им росли, наклонившись от собственной тяжести, очень похожие на выпрыгивающих из воды дельфинов, холодные ледяные колонны. Одна из стен, как занавесью, покрыта тонкой ледяной корочкой.

Лестница легонько стучит о ледяное покрывало, издавая чарующий, завораживающий звук. Мелодичный звон проникает к душу, пугает, манит и зовет вниз.

Почти полдня лазим мы по ответвлениям пещеры, фотографируем, делаем топосъемку.

Выполнив намеченные планы, возвращаемся к первому колодцу. До поверхности пятьдесят метров отвеса. В лучах наших фонарей искрятся и переливаются ледяные сталактиты и настенные драпировки, поблескивают сырые мрачные стены, тускло отсвечивают дюралевые ступени лестницы, растворяющейся наверху в глухой черноте колодца. Задрав голову, пытаемся увидеть свет. Темно. Должно быть наверху уже вечер.

Первому подниматься на выход, естественно мне. Как никак я руководитель экспедиции, да и самый опытный ее участник.

В те далекие времена мы самонадеянно считали себя самыми смелыми и ловкими парнями, поэтому неофициально считалось, что применять хотя бы самостраховку вроде как неприлично. Пусть в меня кинут камень современные спелеотуристы, что было, то было! Но нас можно и понять: самохватов еще не изобрели, по крайней мере, до нас они еще не дошли, а схватывающий узел “Пруссика” некоторые вроде и применяли, но очень редко, настолько редко, что я и не припоминаю ни одного случая, разве что на тренировках. Ну и самое главное, красноярские спелеологи – вольные дети “Столбов” – лихие скалолазы по складу характера и воспитанию, в принципе презирающие страховку (в те далекие времена).